Про экосистемы отчасти сложно рассуждать, потому что само понятие не определено: что такое именно экосистема. Я для себя его определил, что это компания, которая работает на нескольких рынках одновременно. И на одном рынке имеет большую долю, а на других — возможно, большую, а возможно, и небольшую. Ozon я бы пока к экосистеме не относил. Мы просто делаем набор сервисов и услуг для организаций, которые производят или продают товары. И те услуги, которые повышают эффективность этих организаций, можно делать самим. А можно не самим. Главное — не делать то, что не подходит нашим клиентам.

Что же называется экосистемой для бизнесов? Будучи сильными организациями, экосистемы могут создавать большие, полезные и потребителям, и производителям продукты. Классические примеры — это «Яндекс», Сбербанк. У этих компаний есть ресурсы, технологии, экспертизы для того, чтобы создавать новые полезные вещи. Это хорошая сторона экосистемы.

Есть обратная сторона. Ни для кого не секрет, что в Китае регуляторы сейчас ограничивают злоупотребление со стороны Alibaba.

Что-то подобное Amazon сейчас делает, недавно были новости про суд, на котором компанию обвиняли в том, что она злоупотребляет своей рыночной силой. Это на самом деле относится к любой крупной организации. Есть риск злоупотребления рыночной силой, а экосистемы, будучи мощными организациями, тем более этому риску подвержены. Важно, чтобы регулятор за этим внимательно следил.

Еще раз — я бы не хотел относить Ozon к экосистеме, потому что у нас очень четкая сформулированность на продавцах и покупателях товаров. Мы для себя определили, что важно не навязывать никакой сервис. Изначально Ozon был торговой организацией: мы закупали и продавали товар. Сейчас мы мигрируем в сторону площадки (маркетплейса. — Ред.) и позволяем компаниям самим решать, что продавать, почем продавать, использовать инфраструктуру Ozon в логистике или нет, использовать наши склады или нет.

На мой взгляд, это очень важно, потому что, открывая все возможности, но никак не ограничивая при этом продавца, мы позволяем ему стать наиболее эффективным.

То же самое будет относиться и к финансовым сервисам. Ozon купил Оней банк, который теперь будет называться Ozon банк. Но мы вовсе не намерены становиться банком и враждовать со всем финансовым сектором российской экономики. Наоборот, хотим дать возможность продавцам получать кредитование наиболее эффективным способом, потому что много знаем о продавцах и этой информацией поделимся с банками для того, чтобы они, грубо говоря, повысили доступность кредитования для среднего и малого бизнеса. А банк необходим для того, чтобы соблюдать требования по регулированию Центрального банка.

Если кратко сжать все, что я сказал, то экосистема — хорошая штука. У нее есть ресурсы и технологии. Но в мире уже много примеров, когда происходит ограничение конкуренции со стороны экосистем. Потому что экосистема — это коммерческая организация, цель которой развиваться и наращивать свою долю рынка. Наращивание рыночной силы — само по себе не плохо, важно лишь, чтобы экосистемы не злоупотребляли ею для ограничения конкуренции. И за этим надо следить.

«Яндекс» действительно присутствует на разных рынках, но это произошло не за один день. Сегодня есть крупные игроки, которые находятся на ранних стадиях становления экосистем.

7 лет назад «Яндекс» был компанией, которая по сути занималась одним типом бизнеса — рекламой. 2 года назад появилась «вторая нога» — транспортные сервисы, а сейчас мы взялись за третью — электронную коммерцию.

Могу представить себе такую модель мира, где есть разные экосистемы. В России их несколько: «Яндекс», Сбербанк, Mail.ru с Alibaba, на начальной стадии Ozon и «Тинькофф». Кроме того, в России присутствуют крупные зарубежные экосистемы, которые серьезно влияют на рынок, — Google и Apple. Я согласен, что экосистема может стать большой и искажать рынок. Но все не так плохо: в частности, на российском рынке большая конкуренция. Сейчас экосистемы в разной форме борются за время пользователя, за его кошелек, за внимание, за транзакцию, и, думаю, регулятору надо пытаться следить за тем, чтобы эта конкуренция сохранялась, потому что ручное управление — это скорее не рыночное воздействие.

В итоге пример с различными ценами на платформах в реальности обуславливается не чьей-то доброй волей, а тем, есть ли, к примеру, у Ozon конкуренция c Wildberries, «Яндексом» и т.д.

Если бы я был «Яндексом» или «Сбером», я бы тоже говорил, что мы совершенно спокойно саморегулируемся и давайте правила игрока сами сделаем. В принципе такой подход тоже возможен, но, на наш взгляд, регулирование экосистем необходимо. Не только с точки зрения конкуренции. Но и с точки зрения трудового законодательства и безопасности данных. Любая экосистема построена на данных. Данные в текущий момент времени — это наша нефть. Каждый из нас думает: не ушли ли куда-то данные паспорта или данные карточки.

Но главное не зарегулировать то, что не нужно. У нас сейчас идет рост экосистем. И как конкурировать с Google даже на своей территории! Если мы будем давить на наши большие экосистемы и пытаться их поставить в жесткие рамки, то фактически будем стрелять себе в ногу. Поэтому мы предпочитаем действовать более мягко.

Рынок сам развивает себя через конкуренцию. Поэтому если мы стимулируем конкурентную среду, то остальное — это роль рынка, а не регулятора. Вернемся к Смиту: три стратегические вещи, которые должно делать государство. Оно должно обеспечивать защиту прав частной собственности, конкурентную среду и равенство перед законом.

Нравится ли нам экосистема? Конечно, нравится, постольку, поскольку она нравится потребителю. Эта бизнес-модель доказывает свою привлекательность. Но вопросов очень много. Например, про доступ к технологиям. Когда экосистема скупает стартапы и не дает возможность им дойти до продукта и таким образом убирает конкурентов.

Мне кажется, когда мы говорим о стимулах, главный вопрос: а достаточен ли объем российского рынка с точки зрения выручки для того, чтобы было несколько сильных игроков? Потому что у Google и Amazon есть, грубо говоря, весь мир, у Китая — 1,5 млрд граждан, которые пользуются двумя-тремя экосистемами. У нас 140 млн с небольшим населения — не самого богатого, которое к тому же научилось пользоваться иностранными экосистемами. И если экосистем будет много, хватит ли у них ресурсов для того, чтобы финансировать все эти инновации?

Мы, безусловно, сделаем все, чтобы не было доминирующего игрока, но при этом мы допускаем, что их, учитывая размеры российского рынка, будет не 20-30, и даже не 10. Но нишевые игроки будут их кусать, конкурируя за поставщика и потребителя.

Я лично верю: в силу того, что человек в принципе не любит делать ненужные действия, рано или поздно появится аватар, который будет за человека общаться с экосистемами и делать все эти покупки. Человек же будет занят чем-то другим. Возникнет вопрос: если экосистемы не захотят таких клиентов, должны ли мы, как регулятор, обязать экосистемы сделать open IP и разрешить одной программе от имени одного человека общаться со всеми экосистемами?

Мир несет нам очень много вызовов. И что нам точно будет важно, так это свобода переключения человека между экосистемами. Сейчас это проблема.

Мы делали большое исследование и выяснили, что 85% проектов, которые пробовали стать экосистемами, умерли.
Во-первых, для меня экосистема сама по себе не панацея, но и не проблема. Если ты строишь экосистему и у тебя 5-10% какого-то рынка, то это не проблема. Проблема — если ты неправильным образом используешь свои позиции, но никакого особенного регулирования все равно не требуется: есть ФАС, которая смотрит за ситуацией.

Во-вторых, в России, мне кажется, экосистем пока не существует. Есть, наверное, два претендента на звание первой экосистемы: Сбербанк, который, как я считаю, пока не особо глубоко интегрирован, и «Яндекс», который потихоньку окучивает больше потребностей у клиента.

То, чем занимаются коллеги в «Яндексе», Ozon, Сбербанке, называется диверсификация. У них есть клиентская база, и они начинают монетизировать эту клиентскую базу при помощи новых продуктов и новых приложений. General Electric делал то же самое 30 лет назад. И это правильно, потому что если случается ковид, то люди двигаются меньше и у того же «Яндекса» страдает один бизнес, но зато растет доставка еды из ресторанов и супермаркетов.

В-третьих, почему в России нет пока никаких экосистем? Потому что в России пока никто не трогал комплексные потребности клиентов, пока все окучивают простые функциональные потребности: мне хочется что-то купить, куда-то поехать и т.д. Эмоциональные же потребности никто не трогает: то, что связано с моей семьей, здоровьем, личностью. Дело в том, что этими данными никто не хочет делиться, эти потребности гораздо сложнее, комплекснее и строить вокруг них экосистему значительно сложнее.

Несколько лидирующих в своих сферах игроков — «Яндекс», «Тинькофф», «Сбер» пытались объединить усилия для построения доминирующей экосистемы, чтобы строить ее не вокруг одного, а вокруг нескольких сильных центров. Это стало бы Game Сhanger (поворотным моментом. — Ред.), но его пока не произошло.

И по поводу регулирования два момента. Безусловно, ФАС должна делать свою работу, экосистема использует свои доминирующие рыночные позиции в неправильном виде. И, наверное, единственный мой вопрос к регуляторам: если банки начинают инвестировать в экосистемы, насколько это хороший способ использования накопленных средств, которые они должны беречь и умножать? Если в 85% случаев экосистемы умирают.

По материалам дискуссии «Правила игрока или регулятора — какое будущее ждет экосистемы» на Петербургском международном экономическом форуме.