«Рюмочная — чисто советское учреждение. Даже не просто советское — ленинградское. В Тбилиси — хинкальные, в Одессе — бодеги, в Москве — пивные бары. Хмурые ленинградские мужчины всегда выпивали в рюмочных.
Зима начинается у нас в ноябре, заканчивается в конце апреля. Пронизывающий ветер с залива, слякоть; на тротуарах — смесь грязи, соли и снега. Огромные продуваемые площади, прямые проспекты: от метели не спрятаться. Чтобы уцелеть, надо или толкаться в общественном транспорте, или стоять в пробках у мостов через многочисленные водные протоки — от Большой Невы до Черной речки. По улице можно двигаться только перебежками — от теплого вестибюля метро до книжной лавки или магазина оловянных солдатиков. Рюмочная — где можно хлопнуть, заесть горячим и ни с кем из присутствующих не вступать в обременительный контакт — как колодец в пустыне, почтовая станция на тракте. Цены — копеечные, тишина, порядок. Все молча, с чувством собственного достоинства. Махнул — побежал дальше, к дому, в гости, в филармонию», - это обширная цитата из Льва Лурье, главного певца петербургской идентичности. Что показательно - из книги с названием «Без Москвы» а если еще конкретнее – главы «Самость».
Эта ода рюмочным являлась одновременно и отходной молитвой: Лурье считал, что рюмочные вымирают вместе со своими клиентами. Однако, конец рюмочной эпохи может быть куда более скоропостижным. Если губернатор Петербурга Беглов подпишет принятый местный законодательным собранием закон, который запрещает торговлю алкоголем, расположенным в жилых домах заведениям общепита с площадью «зала обслуживания» меньше 50 м2. Конец ждет не только рюмочные, но и многие десятки кафе, баров, пабов, бургерных, гастропабов, ресторанов ect., хотя бы несколько адресов которых знает каждый фанат Петербурга. Потому как всегда приятно встретиться и поболтать с друзьями именно в маленьком уютном месте. И Петербург тут никаким исключением не является. Видимо все дело в человеческой природе. Вспомните, почти в каждой туристической поездке вам покажут самый маленький дом или приведут на самую узкую улочку.
Почему закон о "наливайках" это очередное сумасбродство, читайте здесь.
Доводы сторонников закона уже практически навязли в зубах. Лоббисты говорят, что денно и нощно заботятся о здоровье и спокойствии петербуржцев. Спорить с этим тезисом невероятно трудно, также как ответить «да» или «нет» на вопрос: «А ты не перестал пить коньяк по утрам?».
Сам не знаю почему, но память настойчиво подсовывает эпизод из «12 стульев», где Бендер агитирует состоятельных жителей Старогорска делать взносы в пользу «Союза меча и орала»: «Одни из вас служат и едят хлеб с маслом, другие занимаются отхожим промыслом и едят бутерброды с икрой. И те и другие спят в своих постелях и укрываются теплыми одеялами. Одни лишь маленькие дети, беспризорные, находятся без призора. Эти цветы улицы, или, как выражаются пролетарии умственного труда, цветы на асфальте, заслуживают лучшей участи. Мы, господа присяжные заседатели, должны им помочь. И мы, господа присяжные заседатели, им поможем».
Как известно, никто из участников собрания не смог отказать. Так и здесь: на любого оппонента закона о «50 метрах» теперь можно посмотреть пристально и спросить без всяких сантиментов: «Вы хотите споить нацию?».
Впрочем, практика показывает, что большие беды почему-то начинаются, когда та самая нация начинает оголтело бороться с алкоголизмом. И не только в России. Пусть это простое совпадение, но великая депрессия началась в США не до, а после введения сухого закона, да и СССР начал трещать по швам после того, как затрещали виноградники.
Впрочем, лезть в историю надобности нет никакой. Как рядовые петербуржцы и гости города, так и мудрые законодатели, могли, что называется, в онлайн-режиме наблюдать как ул. Рубинштейна превращается из самой ресторанной магистрали города в самую гопническую. Всего то и потребовалось, запретить кафе и барам работать в нормальном режиме. Но лето, Белые ночи, снятие вирусных ограничений и толпы отдыхающих и выпивающих сконцентрировались под открытым небом. А так как процесс человеческой жизнедеятельности неостановим, то ул. Рубинштейна запахла мочой.
Как Петербург дошел до точки кипения, читайте здесь.
Вопросов к закону о наливайках (и слово то какое неприятное!) много! Потому что важно, не только кто измеряет, но и как измеряет. Культовый петербургский ресторатор, одно из заведений которого давно фигурирует в куче иностранных путеводителей, а теперь внезапно очутилось в пограничной зоне, поведал мне, что собирается не только расставить стулья у барной стойки, но и установить маленький столик прямо в холодном цеху. Чтобы ни один из проверяющих не смог сказать, что это пространство не относится к «залу обслуживания»...
Да, при этом я – реалист, и нисколько не сомневаюсь, что настоящие наливайки из города никуда не денутся. Дурацкая в общем-то присказка «размер не имеет значения» приобрела новый смысл. Потому что я помню, как здорово было однажды оказаться в баре, площадью всего-то 7 м2, а может и того меньше. Конечно, я сейчас не скажу ни его названия, ни адреса.