Александр Николаевич, у вас в собственности три гипермаркета «Мебель-Сити» — два в Петербурге и один в Москве. Когда я в них бываю, мне кажется, что там пусто. Эффективен ли сегодня такой формат торговли мебелью?
— Эффективная торговля мебелью требует места, потому что продукцию надо показывать, а она занимает пространство. Кроме того, мебель — это не товар повседневного спроса, поэтому в торговых комплексах, которые специализируются на мебели, нет такого ощущения людского потока, как в обычных районных ТК.

Будут ли со временем меняться мебельные торговые комплексы в сторону более компактного формата?
— Нет, не думаю. Они будут меняться качественно. Мне, например, нравится, когда в мебельных магазинах создается интерьерная история. В Германии в таком формате работают торговые комплексы ZigMuller. На нашем рынке нечто подобное пытается сделать Hoff — у них нет скомпонованных мебельных решений, и продукт представлен интерьерно, как у IKEA. Интересно, какова будет экономика этого формата. Но это что-то новое и нестандартное.

 Кстати, компанию IKEA называют убийцей конкурентов — там, где появляются ее магазины, у других продавцов начинаются проблемы. Вы чувствуете давление с их стороны?
— Мы, конечно, конкуренты. Но у них немного другой сегмент, там не только мебель, но и товары для дома. Мы не боимся конкуренции. Мы к ней готовы.

А интернет-торговля — серьезный конкурент для мебельных гипермаркетов?
— Пока нет, этот сегмент растет, но не так быстро. Мебель, особенно кухонная, — это сложный продукт, она должна вписаться в помещение. По Интернету чаще заказывают предварительные расчеты гарнитура или пытаются скомпоновать мебель сами покупатели.  В то же время мы планируем продавать продукцию через «Юлмарт». Недорогая мебель — табуретки, офисные стулья, столы — неплохо продается онлайн.

Появление развлечений в мебельном ТК со временем возможно?
— Мебельному гипермаркету развлекательные якоря бонусов не приносят. Торговля мебелью имеет свои законы. Даже в обычных моллах она не так эффективна, как в специализированном гипермаркете. Лет через десять мебельные центры будут выглядеть так же, как сейчас. Разве что продукция будет систематизирована, разделена по зонам и этажам. Так предложения не будут смешиваться, и покупатель легко найдет то, что ему нужно.

А сейчас разве не так?
— Никого не хочу обидеть, но сейчас, такое впечатление, многие мебельные гипермаркеты просто нарезают лоты для сдачи в аренду. О сегментации никто не думает, и в итоге получается мебельный компот.



Что еще изменится в торговле мебелью через 10 лет?
— Появятся крупные продавцы a-la IKEA, которые будут и мебель продавать сами, и строить для себя же торговые комплексы тоже самостоятельно. Такая тенденция уже набирает обороты в Европе. Второе направление развития — образование на мебельном рынке торгово-закупочных союзов.

В чем их преимущество?
— Такие союзы, представляющие собой симбиоз производителей и продавцов, уже активно работают на Западе. Они закупают мебель у производителей, тем самым обеспечивая им объем заказов и план продаж, и потом ее продают. В России я пока не знаю торговых компаний, которые были бы готовы рискнуть и купить у заводов мебель под реализацию. Это работает в продовольственном ретейле. Мебель же — это товар отложенного спроса, поэтому в этом сегменте ретейла такие эксперименты могут окончиться плачевно. Ведь как только появляются хотя бы отдаленные перспективы какого-нибудь кризиса, покупка мебели отодвигается на второй план. Кроме того, мебельный рынок оживает после ударов медленнее, чем автомобильный: отставание по динамике — пара кварталов.


В этот кризис сильно упали продажи мебели?
— В целом ситуация не самая хорошая. Если в городах-миллионниках спрос еще теплится, то в отдаленных регионах продажи совсем не ах. Мы это видели по себе. Денежный поток в магазинах не рос, продавцам было очень трудно. Некоторое время назад арендные ставки в мебельных ТК стали снижаться. И хотя сейчас ситуация стабилизировалась, у нас, например, продажи в 2017 году выросли на 60% к 2016 году и вернулись на докризисные объемы, в целом по стране спрос еще не восстановился.

Дело не только в том, что у народа стало меньше денег. Жители городов потеряли мобильность из-за сложной транспортной ситуации. Поэтому в последнее время мы стараемся активнее открывать небольшие мебельные магазины площадью от 100 до 300 м2 в районах новой массовой застройки. Так не покупателю нужно добираться до нас, а мы едем к покупателю.

У вас широкая розничная сеть?
— У нас два розничных бренда. Помимо Первой мебельной есть Bruno Piatti, под которым мы продаем мебель класса элит. Это очень известный швейцарский бренд, мы получили эксклюзивное право представлять его в России и в странах Восточной Европы. Продукция Bruno Piatti представлена в трех наших петербургских магазинах. Планируем развивать этот бренд через дилеров: в перспективе на элитную мебель будет приходиться до 20% всех продаж.
Под брендом «Первая мебельная» в России уже работают 25 наших собственных и 30 дилерских магазинов. Собственные торговые точки мы развиваем в двух столицах, а дилеров привлекаем для региональной экспансии. У нас есть официальное представительство в Казани, сейчас открываем еще одно — в Екатеринбурге. Недавно запустили новый формат сдвоенных магазинов: направо — Bruno Piatti, налево — Первая мебельная. Надеемся на успешную синергию от такого соседства.

Еще одно направление развития розницы — продажа франшиз. Этот формат становится популярным на рынке мебельной торговли — чуть ли не каждый третий салон открывается по франшизе. Это хороший способ войти в рынок: начинающему предпринимателю не надо разрабатывать стратегии и бизнес-планы. Главное — четко следовать указаниям и советам франчайзера. Эта модель позволит нам к 2020 году вырасти в 10 раз, до 300 точек продаж. За оставшиеся полтора года мы откроем 250 магазинов по франшизе и 50 собственных. Это абсолютно реальные планы: мы уже с начала года открыли 30 салонов по франшизе, за оставшееся полугодие как минимум темпы не сбавим.

Вы как-то говорили, что планируете сделать упор на другую систему продаж мебели — через строителей. Получилось?
— Конечно. В этом году у нас прирост продаж в этом сегменте 30% like-for-like. Это привлекательная для всех модель: и для покупателей, и для застройщиков, и для нас. У нас есть контракты на поставку кухонь для новых проектов с «КВС», SetlCity, «Группой ЛСР», ГК «Пионер» и с другими застройщиками. Исходя из опыта зарубежных рынков, предложение меблированных квартир на первичном рынке — это норма. И у нас в стране в ближайшее время ввод жилья с отделкой должен стать своеобразным стандартом работы застройщиков. На федеральном уровне уже разрабатывают соответствующие нормативы. Мы считали: покупатель меблированной квартиры экономит до 30% стоимости кухни и от 25 до 50% стоимости вообще всей мебели вместе — шкафов, прихожих, кроватей, стульев. Рынок огромный: сейчас доля меблированных квартир на рынке колеблется в районе 1,5%, но, по прогнозам, к 2020 году вырастет до 5-7%.


Перспективный рынок…
— Да, в прошлом году в Петербурге сдали 3,5 млн м2 жилья. При среднем размере квартиры 50 м2 получаем 70 тыс. квартир, в каждую из которых нужна кухня. И это потенциальный рынок сбыта только в одном городе! Мощности нашего предприятия после модернизации, которая длилась 2 года и обошлась нам с партнером (немецким мебельным гигантом Alno, который контролирует концерн Whirlpool. — Ред.) в 50 млн евро, позволяют выпускать 25 тыс. кухонных гарнитуров в год при работе в одну смену и поставлять их строителям почти по себестоимости. Но пока выпускаем лишь 5 тыс. Есть куда развиваться.

Недавно Госдума РФ приняла поправки в ФЗ-214, которые ужесточили правила работы застройщиков жилья. Это сильно помешает реализации ваших планов?
— Эта ситуация, конечно, тревожит: и поправки в ФЗ-214, и разговоры о полной отмене долевого строительства. Совершенно непонятно, как дальше будет развиваться рынок, сколько будут строить жилья, сколько продавать, как кредитовать. Если этот путь для нас закроется, будет обидно. Мы считали его очень перспективным.

Как за последние годы изменились предпочтения потребителей мебели?
— Самое главное — мебель перестали покупать импульсивно. Теперь к крупному приобретению люди подходят осознанно, анализируют все доступные предложения по критериям цена — качество — необходимость, смотрят на репутацию производителя и продавца.
  
Если смотреть с точки зрения эстетических предпочтений, то на рынке корпусной мебели мы видим спад интереса к классике и значительный рост спроса на модерн, на современные модели. Сегодня отечественные производители в мебельной моде ориентируются на Европу: то, что модно там сейчас, к нам придет года через два. Мы отслеживаем все тренды и следим за статистикой, чтобы понимать, что будет интересно покупателям завтра. В составе Первой мебельной функционирует отдельное дизайн-бюро, которое разрабатывает новые модели, линии и коллекции. Зимой мы представили ряд кухонь, выполненных в стилистике разных эпох. К разработке наших кухонь мы привлекаем дизайнеров мирового класса. Так, изюминку нашей зимней коллекции, «космическую» кухню Bridge, придумал гуру дизайна и архитектуры — Симоне Микеле. В этом году мы планируем представить покупателям совершенно новый взгляд на кухонную мебель, но это пока секрет.


Каковы сейчас основные проблемы мебельного рынка?
— Во-первых, кредитование. Сегодня минимальная банковская ставка для производителя мебели — 14% годовых. А рентабельность предприятий в лучшем случае — 10%. Для сравнения: в Европе максимальные кредитные ставки — 2% годовых при рентабельности 10%. Есть разница. Свой проект по реконструкции производства мы частично финансировали за счет займа из средств, полученных по линии Фонда поддержки промышленности. Тогда мы получили 100 млн рублей, или 1,5 млн евро, на 5 лет под 5% годовых. 30% инвестиций в оборудование пришлось на лизинговые договоры. Остальные средства в равных долях вложила Первая мебельная фабрика и Alno.

Вторая проблема рынка — отсутствие сырья. Да, Россия — лесная держава, но у нас заготавливают в основном древесину хвойных пород, которая в мебельном производстве используется мало. Предприятия, которые выпускают древесные плиты, появились лишь недавно.

А когда примут закон о безопасности мебельной продукции?
— Этот закон нужно было принять еще вчера. Около 40% мебели, продающейся в России, представляет опасность для здоровья потребителей из-за повышенного содержания формальдегида. В основном это касается недорогой мебели, производители которой экономят на всем и закупают дешевые, плохо обработанные ДСП. Мы, например, используем в качестве сырья только плиты производства концерна «Эггер», в которых содержание формальдегида даже меньше, чем разрешают драконовские европейские нормы.

Сегодня ответственные российские производители сами готовятся дать отпор засилью некачественной и вредной продукции. На базе Ассоциации предприятий мебельной и деревообрабатывающей промышленности мы хотим создать Национальный центр сертификации и стандартизации мебельной и деревообрабатывающей продукции. Проект дорогой, мы считали, что только стоимость оборудования для центра составит около $4 млн, но чистота рынка и здоровье потребителей для нас на первом месте.

Российская мебель в принципе способна конкурировать с иностранной?
— Сейчас около 48% в денежном выражении реализуемой в России мебели — это импорт. Мебель идет к нам в основном из стран Западной и Северной Европы (около 30% всего импорта), Китая (23%), стран Восточной и Центральной Европы, включая Польшу (15%), Белоруссии (14%). У ряда российских производителей мебели продукция вполне конкурентоспособна. Но таких предприятий в России не так много, может быть, всего два десятка.

Федеральные власти могут как-то защитить отрасль?
— В конце прошлого года они уже сделали важный шаг: Минпромторг запретил госзакупки иностранной мебели. Только за счет этого российские предприятия смогут нарастить объем производства на 20-25%, что в деньгах превысит 30 млрд рублей. И если сейчас ежегодный объем производства мебельной продукции в России оценивается в 140 млрд рублей, то будет около 170 млрд рублей. У отечественного производителя появились отличные шансы нарастить долю своей продукции на рынке в целом с 52 до 65% в ближайшие 2 года. У нас, к слову, за первые 4 месяца 2018 года выручка выросла на 86%. Мы стали активнее производить офисную мебель и поставлять ее в рамках госконтрактов. Яркий пример — сотрудничество с «Невской ратушей» (деловой центр, в котором располагается часть администрации Петербурга. — Ред.).


Как его оцениваете?
— Вокруг этого контракта было много шума. Но, честно говоря, другим производителям он был просто не по плечу: всего за 2 месяца нужно было произвести ассортимент на 400 млн рублей. Мы 2 месяца работали 24 часа в сутки без выходных и праздников, но все сделали, все обязательства выполнили. Смольный заезжает в новые кабинеты. Это был трудный опыт, но успешный.

Через полгода «Газпром» будет переезжать в «Лахта центр». Там вы тоже претендуете на поставку мебели?
— В тендере участвовать будем. Но какая-то ясность по нему будет только в конце года.

А как насчет экспорта продукции? Планируете?
— Рынки других стран нам, безусловно, интересны. Но не Европа, где сумасшедшая концентрация заводов и жесточайшая конкуренция, а Восток. До конца года выйдем с гостиничной и офисной мебелью на рынок ОАЭ. Присматриваемся к рынку США, который захлебывается в китайской мебели. Но геополитические разногласия Америки и Китая дают нам шанс захватить приличную долю рынка. И мы намерены этим воспользоваться.
Экспортный потенциал российской мебельной отрасли почти бесконечен. Наши предприятия оснащены высокотехнологичным оборудованием и готовы поставлять за рубеж конкурентоспособную и востребованную продукцию. И, что важно, государство нам в этом очень помогает: специально созданный для этого Российский экспортный центр оказывает эффективную и грамотную поддержку. С их помощью мы, например, вышли на рынки Индии и Германии. У нас есть возможность поставлять мебель за рубеж с отсрочкой платежа, есть страхование рисков неплатежей, субсидирование кредитных ставок и расходов на выставочную деятельность. Последнее особенно важно для мебельщиков — ведь нашу продукцию покупают «на вид» и «на ощупь».