Есть люди, которых представлять как-то странно. Это как раз случай Арама Мнацаканова. Абсолютно все и так знают, что он ресторатор. И не только в России. Благодаря множеству телепроектов ресторатор суперпопулярен на Украине.

А начиналось все в 2001 году, когда он открыл Probka — чуть ли не первый винный бар в России. Сейчас заведения Мнацаканова работают в Москве, Петербурге и Берлине. Помимо всего прочего, Арам является амбассадором Porsche, но к студии MarketMedia приехал на мотороллере.



Арам Михайлович, мы знакомы страшно сказать сколько лет. В то время вы еще руководили Федерацией тенниса в Санкт-Петербурге.
— Дима, дорогой, почему Арам Михайлович, мы же были на ты!

Отлично! Рестораны в Москве, рестораны в Петербурге, ресторан в Берлине, беспрерывные путешествия… Где ты живешь, Арам?
— В Петербурге. По полгода в году — в Петербурге, а остальное время — то, что я называю командировки, радостные такие командировки. Это было бы невозможно без команды, которая у нас есть на сегодняшний день. Что касается Берлина, то там просто Миша, мой сын, возглавляет эту команду, что касается Москвы, там работает огромное количество наших питерских ребят, уже за эти последние 9 лет переехали в Москву, и они держат марку, надо сказать честно. Ну и к тому же жизнь изменилась в принципе, есть «Сапсан», из центра в центр попадаешь достаточно комфортно, можешь работать в пути, как в своем офисе. Конечно, объять все и обнять всех людей очень хочется, но не получается. Получается только там, где ты сегодня есть.

Я сейчас лично наблюдал, как ты приехал на мотороллере. Это везде такой способ передвижения?
— Да, это экономия времени. У меня мотороллер есть в каждом городе, где я провожу время, не важно — Берлин это, Петербург или Москва. В Москве он стоит прямо в ресторане, его все видят, когда я приезжаю, его выкатывают. Самое главное, чтобы быстро лето не закончилось. Конечно, я очень стараюсь, я не помню, 4 года или 5 лет назад был рекорд, когда 13 декабря я закончил сезон, потому что было сухо и было +5. Ниже +5 я уже не езжу: некомфортно. Мотороллер экономит кучу времени, чтобы можно было не стоять в пробках. А так я еще очень люблю метро в Москве, правда скажу — чудесный транспорт, чудесная логистика!

А в Берлине можно круглый год на мотороллере ездить или нет?
— Нет, в Берлине тоже холодно зимой, но там более ранняя весна и более поздняя осень, все равно что как в Киеве — очень похоже, тоже зимой крепко бывает.

Ты постоянно рассказываешь о том, что надо работать так, чтобы оставалось время для остальной жизни. А как ты к этому пришел? Такая установка всегда была, или в определенный момент ты сказал себе: «Стоп, хватит».
— Сколько раз ни говорил себе «все, стоп», все равно человеческая натура неуемная. Через какое-то время ты заражаешься какими-то, не знаю, инфлюенциями, какими-то течениями, веяниями, и хочется делать что-то еще. И снова возникает неуспокоенность. Все периодами, есть период покоя, есть период непокоя. Поэтому можно не зарекаться даже...

Сейчас какой период — покоя или непокоя?
— Ну, судя по тому что мы взяли в управление «Стрелку», я имею в виду бар, то непокоя. «Стрелка» — это полноценный ресторан, хоть он и называется баром, с огромной террасой. И буквально на днях мы договорились о том, что забираем Bosco bar (расположен в ГУМе. — Ред.).

Я сегодня утром просто прочитал, увидел такую фотографию в «Фейсбуке»…
— Очень смешную.

Да, Арам Михайлович Мнацаканов — директор ресторации Bosco. Что это будет за проект?
— Это уникальный проект, включая и адрес уникальный: Красная пл., 1. На нас смотрят все и ждут, что же мы такого сделаем. Мы будем делать в два этапа. Сначала очень быстро pop-up…

И это будет прямо на самой Красной площади?
— У нас витрины все выходят на Красную площадь, на Спасскую башню, собор Василия Блаженного и справа на Мавзолей. Если встать лицом к ГУМу, то слева будет Bosco-кафе — знаменитое Bosco-кафе, а справа было помещение Bosco-бара, который теперь будет называться «Bosco Мишка бар», то есть это «Мишка бар». Вообще Мишка — такое веселое название, оно очень приятно русскому слуху, и дело в том, что главным хедлайнером, лидером всего является Михаил Куснирович, хотя он отказывается…

Отказывается, что в честь него бар?
— Не совсем в честь него. Скажем так, Мишей звали моего папу, Мишей зовут моего сына, а в Одессе есть такая песня знаменитая: «Ты одессит, Мишка, а это значит…» И Мишка для меня — это уже такое имя нарицательное. Да и хотелось сделать что-то не пафосное, а очень простое.

Разве можно сделать что-то простое на Красной площади с видом на Мавзолей?
— Конечно. Ну Мавзолей в данном случае — самое последнее, о чем я думаю… Мы видим огромное количество гостей города, москвичей, гуляющих по Красной площади, и считаем, что они должны иметь возможность очень вкусно поесть, выпить хорошего вина, — а это то, в чем мы были сильны. В хорошей атмосфере и с прекрасной музыкой. Мне удалось найти очень талантливых дизайнеров, это сестры Сундуковы, которые сейчас активно делают это перевоплощение. У нас два этапа, у нас будет такой, как говорят в кино, приквел — pop-up-ресторан, который закроется 4 октября, а откроется практически в начале августа или даже в конце июля.

То есть сначала будет временный ресторан?
— Да, сначала это будет абсолютно временная история, потому что то, что мы в конечном итоге хотим сделать, быстро сделать невозможно, с точки зрения изменения коммуникаций требуются очень серьезные проекты, я имею в виду вентиляцию, электричество и т.д. И пока мы будем это делать, мы решили не терять время, сделать очень веселый, ни к чему не обязывающий pop-up-проект.

А постоянный ресторан потом сразу откроется?
— Нет, после того как 4 октября мы закроем pop-up-проект, нам нужно будет пару месяцев, чтобы уже воплотить те капитальные изменения, которые требуются. Я надеюсь, что за пару месяцев мы управимся.

Еще я читал про проект с доставкой пиццы в Петербурге. Он живой?
— Абсолютно живой, это такая совместная история с очень большим оператором, который предложил мне…

Стоит гадать про название оператора?
— Ну а какая разница, кто оператор. То, что мы придумали, называется Propizza. Дело в том, что тесто для пиццы, которую вы едите в ресторане, и тесто для пиццы, которую вам должны привезти на дом, должно быть разным, потому что задачи разные. Во втором случае задача, чтобы в течение часа пицца была в изумительном состоянии. Поэтому надо было придумать вот это ноу-хау, придумать технологию и рецептуру самого теста, пицца из которого могла бы приезжать к нашим гостям в идеальном состоянии. И кроме того, впервые на рынке доставки мы решили сделать в моем понимании пиццу, которая была бы премиум с точки зрения продуктов. Мы не экономили, цену оставили практически прежней, но продукты взяли очень хорошие, можно в этом убедиться, уже спокойно заказывать.

Я читал про какой-то стеклянный купол, в котором будет готовиться пицца.
— Это шоу-кухня, где можно будет видеть, как это готовится. Конечно, она будет, но это не самое для нас главное в этом деле. Конечно, это очень непростая история, и я рад, что нашлись люди, которые взяли на себя всю логистику. Я всегда возражал против ресторанной доставки, потому что невозможно найти золотую середину в конкретном ресторане, когда надо уделять время гостям в зале, а с другой стороны — и людям, которые звонят и просят им с собой приготовить. Им тоже хочется! Но ты же не объяснишь пришедшему в ресторан, что сейчас у нас так много заказов на дом, что мы не можем быстро приготовить ваш заказ.
Поэтому я всегда это очень резко отвергал, ты знаешь, что наши рестораны не доставляют ничего, но решил сделать проект, когда появился партнер, который предложил продукт в том сегменте, в котором я чувствую себя уверенно, в сегменте очень качественного продукта, а не какого-то фастфуда. Хотя к фастфуду отношусь не как к чему-то плохому, быстрая еда может быть качественной, как в нашем случае, поэтому все зависит от того, кто и как делает. Propizza, Propizza, заказывайте и пробуйте!

А в Москве будет?
— Да, следующий шаг — это Москва.

У Арама Мнацаканова имидж гуру — суперуспешного человека, но я, как человек, который довольно долго следит за ресторанной жизнью в России, знаю, что ты выходил из разных проектов: «Моццарелла бар», «Садко», «Макарони», Gusto и т.д.
— Да, это были партнерские проекты, из которых я не просто выходил — я передавал свои детища партнерам, которые научились уже работать. Естественно, делал это не бесплатно, капитализировал свою многолетнюю работу и оставлял им успешные проекты.

А умение вовремя выйти — это тоже такое большое искусство?
— Ну, у меня это очень просто получалось, мне казалось, что что-то мне становится менее интересным, но продолжает быть интересным для моих партнеров. Поэтому я принимал такое решение, чтобы не быть формальным партнером и отвечать за тот продукт, который я делаю, я делегировал все полномочия им. Считаю, что это правильно, люди должны заниматься в любом случае любимым делом.
Я вообще считаю, что бизнес — это история, в которой человек должен иметь возможность капитализировать свои многолетние усилия, и, если это ничего не стоит, значит, ты ничего и не сделал. Поэтому если завтра ко мне обратятся с предложением продать любое мое детище и предложение будет адекватное, то, наверное, я капитализирую свои многолетние усилия и в этой области. Ничего нет такого, что невозможно было бы продать! Потому что я человек творческий и дальше могу развиваться, где мне интересно.

Один из таких самых известных примеров, как человек успешно выходит из бизнеса, — Олег Тиньков, который продавал свои бизнесы, но без его участия они, скажем так, теряли былой блеск и обороты. Так и ресторана «Макарони» уже нет больше…
— Олег Тиньков — это немножко другая история, у нас все-таки очень бизнес связан с командой, которая работает. Если людям не удается сделать команду, а команда собирается вокруг идеи. У Тинькова, наверное, редкий уникальный случай, когда он умудрялся продавать бизнесы выше любых оценок…

Это огромное умение!
— То есть он продает в целом какие-то эмоции, да, и людям нравится их покупать. Это талант, этому можно только завидовать. Но ладно один раз сделал и продал, два раза, три раза, но сейчас он создал чисто внешне безупречный банк, абсолютный лидер… Получается, он уже несколько раз сделал безупречные продукты, там где вроде бы у всех есть понимание и опыт. Как это у него получилось — значит, он очень талантливый человек.

Люди любят рассказывать о своих победах, о том, как удалось. А интересно-то узнавать не только о победах. Расскажи о своей большой неудаче!
— На самом деле всегда нужно анализировать неудачи, а не победы, потому что они ставят крест на любых проектах, о которых ты мечтаешь. В моем случае неудачи связаны только с тем, что я делал какие-то вещи: пытался задрать планку для себя очень высоко, не понимая, что не готов к этому проекту финансово либо профессионально. Когда ты пытаешься сделать то, что требует от тебя титанических усилий, этого делать не надо. Я это понял в какой-то момент после провалов: все должно получаться достаточно легко.

То есть если не идет, то лучше отойти в сторону и пойти другим путем?
— Я вообще человек такой: если вижу, что трудно все, я предпочитаю сразу зафиксировать все убытки и попрощаться. Анализирую, почему так произошло, почему сделаны были эти ошибки. Человеку свойственно, конечно, разочаровываться, эмоционально преувеличивать что-то или, напротив, преуменьшать. Во-первых, всегда, когда ты что-то очень хочешь, у тебя в голове картина возникает, конечно, фантастичная, а надо быть пессимистом в каком-то смысле. А во-вторых, бывает, что в нашем деле ты строишься все-таки вокруг определенных людей, а люди все живые, кто-то рожает детей, кто-то переезжает в другую страну, и ты понимаешь, что с другим человеком это сделать невозможно. Ну вот я 8 лет не мог сделать грузинский ресторан, пока не встретил Георгия (Георгия Хучуа, шеф-повар расположенного в Петербурге грузинского ресторана «Мама тута». — Ред.). Я его много лет знал, и когда понял, что он с семьей может переехать в Россию, тогда я смог воплотить в жизнь этот ресторан. И надеюсь, что этот ресторан появится в Москве, мне очень нравится московская публика, я считаю, что она заслуживает такого грузинского ресторана — без колес от телег и прочей чепухи.

А песни поют в «Мама тута»?
— Поют. То, что я люблю, — городской романс. Я могу делать только то, что мне нравится. Мне очень нравится городской романс, я считаю вершиной в этом Нани Брегвадзе и что-нибудь из ранней Орэры, Кикабидзе. Застольное песнопение, но не хоровое.

Про нынешнее похолодание отношений с Грузией даже спрашивать не буду, потому что считаю, что это совершенно какая-то временная закорючка, которую скоро все забудут.
— Не, ну это какой-то троллинг со стороны наших руководителей, потому что они постоянно троллят — то грузин троллят, то украинцев. В свое время они троллили евреев с гораздо более тяжелыми последствиями, ну так устроена власть, ничего не сделать с этим, нам, простым людям, это вообще по барабану, у нас огромное количество друзей на Украине, в Грузии и в Израиле, поэтому мы будем к этому относиться так. Понятно, что у людей, которые зомбированы, сидят у телевизора, включая даже наших родителей, у них это все время вызывает какие-то эмоции. Потому что они за предыдущую жизнь советскую привыкли верить тому, что пишут в газетах и что показывают по телевизору. Им сказали, значит, так все и есть на самом деле. И вот они, конечно, страшно переживают, пьют валидол, в голове у них это не умещается. А мы люди современные, собака лает — караван идет.

Будем продолжать есть хинкали!
— Ну, конечно, будем продолжать есть с теми людьми, которых мы любим! Какая нам разница, кто какой национальности!

У меня есть еще незакрытые гештальты: то, что я не знаю об Араме Мнацаканове. Вот ты окончил Нахимовское училище...
— Не закончил. Если бы я закончил, то должен был идти в высшее военно-морское училище. Можно пойти служить в армию, для того чтобы избежать этой жизни военной на 25 лет.

То есть любовь к морю прошла?
— Не к морю, а у меня была любовь или желание учиться в учебном заведении, безупречном с точки зрения преподавательского состава, а также попробовать себя в роли, так скажем, воспитанника кадетского какого-то корпуса, условно Вест-Пойнта какого-то русского, когда ты получаешь закалку, когда у тебя есть такой очень жесткий режим, и спортивный в том числе.

Там ведь рядом «Аврора», и нахимовцы довольно много времени на ней проводили?
— Во-первых, окна моего класса выходили на «Аврору», это был ежедневный вид. А самое интересное, что первый этаж нашего спального корпуса занимала как раз вся команда «Авроры». Тогда у «Авроры» был другой статус, и там была полноценная служба. Там было, я уж не помню точно, два взвода срочников… Они были старшие товарищи: нам было, наверное, 14-15-16 лет, а им — 18-19-20... Даже еда у нас отличалась, нас кормили гораздо лучше — если у них питание стоило, например, 70 копеек в день, то наше — рубль сорок, потому что мы считались все-таки детьми, нам давали всякие компоты, всякие запеканки, а в армии нет компотов и запеканок, я это потом понял, когда сам пошел на срочную службу (смеется)… Это огромное счастье было — учиться в Нахимовском училище, я участвовал в параде в Москве, это тоже было незабываемо.

На 9 мая или на 7 ноября?
— Тогда был один парад — 7 ноября, других парадов не было, и Нахимовское училище, в отличие от Суворовских, которых тогда в стране было семь, каждый год посылало на парад два батальона. А суворовцы попадали раз в 7 лет, ты мог учиться в Суворовском, но в параде не участвовать, а если ты был в Нахимовском, то один раз обязательно участвовал в параде.

Ну это такое счастье — относительное, там же муштра в течение нескольких месяцев, чтобы пройти на параде.
— Ну если вы находитесь в передовом отряде Военно-морского флота, то вся атмосфера говорит, что нет человека более счастливого, если вы идете в шеренге парада. Это все равно что ты будешь, к примеру, 3-4 месяца или год отжиматься, чтобы быть на обложке Wall Street Journal, а тебе потом вдруг скажут: слушай, выбрали не тебя, пойдет Вася. Нет, там все заточено, чтобы ты учился хорошо, был подготовлен хорошо, ты был лучшим и пошел на парад.

Было много разных телешоу: «Адская кухня», «На ножах», «Супершеф»…
— Да, как только ни пытались меня использовать (смеется)…

Арам Мнацаканов в телевизоре и Арам Мнацаканов в жизни — насколько это два разных человека?
— Да нет, это совершенно один и тот же человек, просто играющий сам себя в поставленных условиях. Если мне начинают действовать на нервы, то я раздражаюсь, если мне все нравится, я радуюсь и т.д. Но я в принципе участвовал в тех проектах, где нет сценария, есть поставленные условия. Ты можешь делать вообще все что хочешь, наверное, иногда неожиданно для всех участников, и продюсеры, наверное, потом «чесали репу», как это использовать, но они профессионалы — склеивают материал из того, что получилось.

Насколько конечный результат отличается от того, что в реальности происходит?
— Да ничем не отличается, это реалити-шоу и есть реалити-шоу...

Ну просто смонтировать-то можно по-разному, когда имеется 100 часов съемки, а на выходе только 1 час.
— А я просто не смотрю, что там получилось, какая мне разница, я уже один раз через это прошел, зачем мне еще раз смотреть на это по телевизору. Мне неинтересно. Я понимаю, насколько конечный результат зависит от множества людей, включая монтаж, музыку и очень много всего остального. Конечный продукт может получиться, может не получиться, но я свое дело сделал, получил от этого удовольствие…

И гонорар!
— Да, он на втором месте после удовольствия, потому что гонорары есть, они не маленькие, никто не скрывает этого. Я занимался от души тем, что мне нравилось. Конечно, когда ко мне подходят и говорят: «мы вас любим» или «нам нравится, что вы делаете», или «напишите моей маме пару слов», я просто радуюсь очень, это безумно тешит мое тщеславие. За всю мою почти что уже десятилетнюю историю нахождения в телевизоре, не было такого, чтобы кто-то подошел и сказал: «ужас, кошмар, перестаньте этим заниматься», то есть, в отличие от Владимира Соловьева, меня любят люди.

Кухня — это то, что близко каждому, и тут должен быть обязательно позитивный заряд.
— Ну, конечно, все-таки все эти шоу не про кухню, они про взаимоотношения людей и способность человека себя проявить в непростых условиях.

В «Супершефе», «На ножах» ты переделываешь неудачные рестораны. Но в итоге выживает, как я понимаю, не очень большой процент?
— Так это по всему миру, и у Гордона Рамзи так же — один проект из десяти, два проекта из десяти. Потому что к нам уже по формату шоу обращаются люди, которые находятся в тяжелейшем положении, продюсеры находят самый мрак. Ну самый мрак — когда люди вообще занимаются не своим делом. Но у одного из этих десяти все-таки вдруг получается, что он может этим делом заниматься.

А вообще регионы большие сюрпризы преподносят?
— Да нет, я, наоборот, счастлив, я бывал во многих регионах. Да, и приезжаю конкретно для съемок в город, в любой, будь это Самара, Нижний, Пермь или Казань, чтобы переделать очень неуспешный проект. Но наше, так скажем, комьюнити, наш ресторанный цех, знает, что я приеду, и как минимум дня два-три я хожу по безупречным проектам: куда-то просто поесть, с кем-то пообщаться, в итоге я познакомился с огромным количеством лидеров нашей индустрии. В каждом городе российском, в Краснодаре, в Ростове, в Воронеже есть очень необычные проекты, очень интересные люди. Жизнь показывает, что они потом потихонечку все перебираются в Москву. Как Анна Нетребко — невозможно, чтобы она всю жизнь пела в Мариинском театре, она хочет на венскую сцену, а Светлана Захарова хочет в Большой театр или в Ла Скала. То есть в какой-то момент, когда уже вырастаешь за рамки своей провинции, тебе хочется большую аудиторию, поэтому все-таки они идут в Москву.

У тебя есть ресторан в Москве или ресторан в Берлине, где ресторанный бизнес вести выгоднее?
— Я оцениваю только с точки зрения удовлетворения, частью которого является и материальное удовлетворение. Успешный проект — он со всех сторон успешен — и в Москве, и в Лондоне, и в Берлине. Поэтому и там, и там, и там выгодно. А с точки зрения рентабельности? Разница такая же, как с человеком, который вам дает деньги под проценты и просто так. Вы идете в русский банк, вам дают огромный список документов и дают под один процент, а в Берлине — под другой процент. Знаете разницу в ставках?

Думаю, может быть и в 10 раз!
— А где вам комфортнее жить? Не бывает и большой, и сладкий! Там меньше рентабельность, но зато очень много всего другого: куча продуктов, понятные правила — то, что ваше, — это ваше. А здесь другие правила — немножко джунгли, но вы зарабатываете больше.

Как уговорить Арама Мнацаканова поучаствовать в ресторанном проекте — нужна идея или огромные инвестиции?
 — Ну как уговорить. Вот Михаил Куснирович сказал: вот Красная площадь, ты будешь один такой в стране. То, что ты сделаешь и скажешь, увидит и услышит не только Россия, а все. Представляете, что такое Красная площадь?! На нее приходит каждый человек, который приезжает в нашу страну! Сердце нашей Родины. И человек сказал: пожалуйста, делай что хочешь!

Нужно всего лишь найти еще одну Красную площадь! Или Дворцовую!
— Или Институт «Стрелка», который является лидером отечественной урбанистики, — одна из самых известных в мире институций в этой области. И информационно, и финансово — мощнейшая структура. Но еда там была никакая. Место там сумасшедшее — лучшая терраса Москвы на берегу Москвы-реки с видом на Храм Христа Спасителя. Хочется в этом месте достойно сделать еще и кухню, и то, что касается гостеприимства. Вот такие проекты меня трогают. А когда тебе говорят: слушай, есть что-то где-то как-то… мне даже время неохота на это тратить, повторяться, копировать себя точно не хочется.

В чем заключается роль Арама Мнацаканова в существующих проектах — идейный вдохновитель, контролер?
— Да-да, несколько ролей, но главная: я должен собрать команду единомышленников. Как продюсер, который видит проект и говорит: надо позвать этого режиссера, этого оператора, на роли позвать этих и этих, а композитором обязательно в этом случае должен быть тот. А деньги мы возьмем вот там. Человек, как говорят киношники, пакетирует проект и отвечает за успех. Иногда отвечает своим имуществом.

Я знаю про легендарную квартиру, которая была заложена, чтобы открыть…
— Смешно, потом мы купили квартиру, потом еще раз продали, потому что в Германии нужно было делать проект (смеется). И мы его сделали. Дело в том, что я живу такой жизнью: меня не парит, что я живу в квартире, которую я снял…

Ну это вообще современный тренд!
— Сейчас все приходит к тому: кнопочку нажал — машина приехала. Прекрасная машина с прекрасным водителем — вежливым, в галстуке. Он тебя довез, и ты не думаешь, куда ее парковать, как проходить техосмотр, какой налог платить… Если тебе надо выпить — что все время приходится делать с моей работой, — тебе не надо думать, как ты потом сядешь за руль. То есть столько преимуществ теперь в нашей жизни!

Команда растет, людям становится тесно, люди уходят. Есть бессчетное количество питомцев Арама Мнацаканова…

— Да, и мы аплодируем им. Если человек от тебя уходит, значит, он хочет двигаться выше. Мы все общаемся, дружим, друг другу наливаем, закусываем вместе… Все, кто из нашей команды сделал значимые вещи в России и не в России, — порядочнейшие люди, у нас общая стратегия дружбы, которую я прививал всю жизнь и которая работает в любых условиях. Поэтому я даже не задумываюсь над тем, что кто-то уходит. С этим же все равно ничего невозможно сделать.

Можно, как в армии, подписывать контракт на 5 лет.

— Да нет, несчастный человек не может работать, вы все видели те места, где люди работают как рабы. Соответственно они и продукт выдают такой.

Как выглядит орден Кавалера Итальянской Республики, который был получен, если не ошибаюсь, за заслуги в популяризации итальянской кухни…

— Не только кухни, итальянского образа жизни в целом, итальянской культуры… Красивая такая штука. Вот такая примерно (показывает руками, что орден размером с маленькое блюдце. — Ред.). Тебе коробку выдают, там все есть. Три варианта ношения. Если маленькая петличка, ты ее можешь носить каждый день. Потом есть экземпляр побольше, который ты можешь надевать по определенным праздникам. А когда государственные приемы происходят, как у королевы, ты должен надеть это здоровенный — с лентой.

Какие-то привилегии орден дает?

— Во-первых, вы можете обращаться с запросом в итальянский сенат, как у нас в Государственную думу или Совет Федерации, и вам в течение суток должны ответить. Такой регламент. Вторая привилегия, что я как кавалер ордена могу поручиться в Италии за человека, которого посадили. Не амнистировать, но поручиться могу. Например, посадили какого-то повара, я могу сказать: отпустите его, я ручаюсь, что он никуда не сбежит.

Ценность этого ордена, что кавалеров не так много, поэтому и отношение особое. Невозможно его просто так выдурить. Нет такого, как у нас: 100 орденов и 500 тыс. кавалеров…

Хоть раз орден надевался куда-то?

— Большой? Один раз, когда вручали! Больше я ни в каком официозе не принимал участия до сегодняшнего дня. Но если, к примеру, приедет президент Италии и его будет принимать президент России, а я окажусь в числе приглашенных, то тогда я напялю с удовольствием. Маленькую петличку я ношу с удовольствием, как только пиджак надеваю. И если еду в Италию или во Францию, то всегда надеваю. Очень приятно, люди думают, что я какой-то такой особенный человек. Я не говорю по-итальянски… но при этом, попросту говоря, являюсь Героем Советского Союза. Как если бы встретили негра Героя Советского Союза. Афроамериканца, как сейчас говорят. Или китайца, не говорящего по-русски. Сразу думаешь: видимо, что-то сделал этот чувак.

В следующий раз нужно будет устроить встречу в пиджаках!

Другие видеоинтервью смотрите и читайте здесь